Шел 1965 год...

Курт (будем называть его так) собирался в эту туристическую поездку с замиранием сердца. Постаревший на XX лет, но еще полный сил, бывший сухощавый младший офицер Вермахта, а теперь солидный, чуть седоватый глава небольшой процветающей западногерманской фирмы, он как–то странно волновался перед этой казалось бы совершенно обычной для других туристической поездкой в Москву. Эту поездку он задумал еще тогда – в грозном 1945, сразу, как только понял, что ОН, именно ОН соприкоснулся с настоящей и страшной Тайной.

В нагрудном кармане пиджака чувствовался вес серебряного футляра квадратной формы, который внутри был обшит темно–синим бархатом а внешне напоминал небольшой портсигар. Этот футляр скрывал внутри себя эту Тайну, которая уже двадцать лет жгла ему сердце и уже сделала его совершенно другим человеком.

Перелет и размещение в гостинице не заняли много времени и прошли как во сне, не задержавшись в сознании какими–либо подробностями.

И вот Курт в Москве. Стоит ясная солнечная погода. По голубому небу бегут редкие облака. В воздухе уже как бы витает атмосфера приближающегося праздника, – самого великого праздника нашего народа. Такое ощущение, как–будто откуда–то иногда пробиваются звуки торжественных маршей, но уже через мгновение становится ясно, что это лишь почудилось. Приближался праздник XX–летия Великой Победы. Туристическая группа, в которую входил Курт, весело переговариваясь, проходит через главный вход ВДНХ.

Но он стоит, освещенный солнцем на покрытой крупной белой плиткой площадке между высоких круглых колонн, и в каком–то мистическом оцепенении рассматривает сдачу, которую ему только–что дала улыбающаяся продавщица в обычном Московском киоске, когда он купил там какие–то газеты.

На его сильной уверенной, но чуть дрожащей руке лежал обычный юбилейный рубль. На нем была статуя Победы, возвышающаяся на Мамаевом Кургане в Сталинграде. Сзади нее виднелись пересекающиеся лучи прожекторов, образующие римские цифры XX. По кругу шла надпись: "XX лет победы Союза Советских Социалистических Республик над фашистской Германией. 1945 – 1965 гг."

Курт ждал этого момента XX лет. Он медленно достал из нагрудного кармана серебряный футляр и открыл его одной рукой, нажав на защелку. В футляре лежал точно такой же юбилейный рубль, но он был из 1945 года.

Сознание Курта как–бы немного помутилось и перед ним во всех мельчайших деталях чуть ли на уровне галлюцинации возникла картина XX–летней давности, но теперь он воспринимал все совершенно иначе, совершенно иначе...

Ах Курт, Курт... Мой убийца – ты превратился в моего ученика...

Мы прошли по единственному курсу, на котором нас не ждали и не могли ждать. На следующий день был потоплен еще один одинокий корабль противника. Свидетелей не осталось. Теперь субмарина шла полным ходом. Но мы уже несколько дней не поднимались на поверхность, пытаясь уйти как можно дальше на пределе возможного. Начал кончаться воздух и питьевая вода. Состояние экипажа стало ухудшаться, особенно страдали механики в машинном отделении. В конце–концов было принято решение зайти в один из фьордов для пополнения запасов питьевой воды. Руководить группой вызвался я, т.к. больше никто из экипажа не мог видеть на расстоянии и в будущем, поэтому без меня у группы было бы гораздо меньше шансов на успех. (Я был на С–13 старпомом и имел звание капитан–лейтенанта).

Лодка вышла в надводное положение и после визуальной разведки я с несколькими матросами на резиновой шлюпке, стараясь не шуметь, направились к близкому берегу. Скоро мы уже поднимались по скалистому уступам вверх к небольшому водопаду, образованному какой–то речушкой или ручейком. Я шел впереди, остальные внимательно наблюдая за моими условными сигналами (которые состояли в особым образом сложенных пальцах) осторожно двигались сзади на удалении около 10 – 20 метров.

Вскоре я почувствовал что–то неладное, как будто кто–то за нами наблюдал, боясь даже вздохнуть, чтобы не вспугнуть нас. Это был офицер противника, который кажется, понял, кто мы такие. И они были готовы к встрече не только по своему вооружению, но и психически. Осуществлялся контроль над эмоциями, т.е. солдаты действовали как зомби или роботы. А может быть это и были зомби? Противником были приняты еще некоторые меры предосторожности, в результате чего были очень мягко (незаметно для меня) блокированы некоторые мои возможности и я заметил опасность слишком поздно.

Когда я все понял и снял эти ограничения, то мгновенно увидел внутренним зрением, как с другой стороны группа из пяти солдат лихорадочно тянула на уступ 45–мм пушку, для которой наша С–13 была уязвима. Группа автоматчиков уже размещалась на вершине утеса. Но пока они видели только одного меня. Я увидел, что группа еще могла спастись и лодка тоже, но я уже нет. Более того, я понял, что только я могу дать им время, необходимое чтобы уйти, и то, если получиться. Нужно было нечто экстраординарное и нельзя было медлить ни секунды. Я подал незаметный для врага условный сигнал: "Срочно назад! Меня не ждать! Срочное погружение!", а сам не меняя темпа продолжал не очень спеша подниматься вверх. Моя группа среагировала на сигнал мгновенно и продолжая оставаться за пределами видимости пошла обратно к надувной лодке. На С–13 тоже все сразу поняли и привели боевой корабль в полную готовность к погружению.

Скоро я поднялся на самый верх и сразу оказался в окружении нескольких автоматчиков под их прицелом. Ко мне медленно подошел молодой сухощавый офицер, который посмотрел на меня с интересом, какой может быть у врага к достойному и даже в чем–то более удачливому противнику. Он был не так прост и еще секунду назад прекрасно понимал и ситуацию в целом, и свою задачу. Но я уже частично подчинил его сознание, и сейчас в нем остался только интерес ко мне. Об остальном он на какие–то мгновения практически забыл. Кроме того он считал, и не без основания, что нам уйти уже не удастся. "Сорокопятку" уже почти подняли на линию огня и до развязки оставалось всего несколько минут, за которые ничего не могло особенно измениться. Вроде бы действительно не могло, но все же изменилось, и довольно существенно.

Курт, а это был он, подошел ко мне почти вплотную, в полусогнутой руке у него был, по–моему, "вальтер". Голова у меня заработала с лихорадочной скоростью. Я отчетливо понял, что это мои последние минуты. Но нужно было во что бы то ни стало растянуть эти бесконечные минуты как можно дольше, чтобы надувная лодка с матросами успела доплыть до С–13, и та успела уйти под воду.

И тут произошло нечто, что предопределило успех моего плана. Я перешел в ментальную форму сознания и задался вопросом: "Что может на максимальное время вывести Курта из активного участия в действии?" Ответ пришел мгновенно: "Это информация из будущего о Победе, но не просто информация, а доказательство". Совершив мгновенное усилие я принес из будущего это доказательство Великой Победы, оно обожгло мне ладонь, как уголь из костра. Мне пришлось совершить еще и волевое усилие, чтобы медленно, не вызывая ни у кого желания раньше времени нажать на спусковой крючок, протянул ему руку и разжал ладонь. На ней лежал уже остывший юбилейный рубль.

Курт увидел его и стал все больше и больше наклоняться к моей ладони, как в трансе, разглядывая, что там лежит. Потом он взял юбилейный рубль, выпущенный в СССР к XX–летию Победы, и держа в руке стал как загипнотизированный рассматривать его, все больше горбясь. Солдаты вокруг стояли с стеклянными глазами, как статуи. Пушку затащили на огневую позицию, зарядили бронебойным и ждали только крика: "Feuer!"

Но команды не было. Курт все стоял и стоял. Матросы уже прыгали в рубку. С–13 с еще не закрытым люком резко набирала ход и опустив нос уходила в родную стихию... Пока все это происходило, Курт понял, что это у него в руке. Понял откуда это. Понял кто перед ним. И тут он понял, что он уже проиграл. Он мгновенно вышел из оцепенения и сгибая руку в локте разрядил в меня всю обойму.

Посмотрев последний раз на свою родную С–13, с щемящим сердцем я взмыл в сияющие высоты ментала и будхи, которые теперь все же были ближе мне.

Так погиб 32–й Посвященный воин Сил Света в этой войне миров, – одной из главных битв Армагедона.

А Курт сохранил тот самый юбилейный рубль, на память об этой истории и до сих пор частенько посматривает на него...