В теории множеств переход от принадлежности
элемента множеству к непринадлежности происходит скачком, что не всегда
соответствует представлениям о свойствах реальных совокупностей. Следовательно,
теорию множеств также необходимо модернизировать. Основное направление при этом
– использование множеств с размытыми границами.
В
За прошедшие десятилетия «пушистой» тематике
посвящены тысячи статей и книг. Появилось новое направление в вычислительной
математике и математической кибернетике – теория нечеткости. Выходят
международные научные журналы, проводятся конференции, в том числе и в нашей
стране. Обсудим, почему необходимо учитывать нечеткость при описании мышления и
восприятия человека.
Знаменитый софизм «Куча» обсуждали еще
древнегреческие философы. Вот как можно его изложить: «Одно зерно не составляет
кучу. Если к тому, что не оставляет кучи, добавить одно зерно, то куча не
получится. Следовательно, никакое количество зерен не составляет кучу».
Рассуждение соответствует известному принципу
математической индукции. База индукции – это утверждение: «Одно зерно не
составляет кучу». Индуктивный переход: «Если к тому, что не оставляет кучи,
добавить одно зерно, то куча не получится». И заключение: «Совокупность n зерен не составляет кучу при любом n». Другими словами: «Никакое количество зерен не
составляет кучу».
Полученное утверждение явно нелепо: каждый
согласится, что 100 миллионов зерен пшеницы – довольно большая куча (объемом
около 6 кубометров). Как же возникает столь абсурдный вывод?
О чем говорит этот софизм? В нем обсуждаются два
понятия – «несколько зерен» и «куча» - и показывается, что граница между ними в
мышлении людей и в отражающем это мышление естественном языке (русском,
английском, китайском, любом другом) нечетка, размыта.
В самом деле, разве можно указать такое число N, что совокупность из N
зерен – уже куча, а из (N-1) зерна – еще нет? Можно ли допустить,
например, что 325 647 зерен не образуют кучу, а 325 648 – образуют?
Конечно, указание точной границы здесь бессмысленно. Ни один человек не сможет
различить эти две совокупности зерен.
Представим теперь, что проводится специальная
серия опытов: большому числу людей предлагают наборы из n
зерен и спрашивают: «Это куча?» И пусть никто не уклоняется от ответа.
Что будет происходить? При малом n все единодушны: «Нет, это не куча, это всего лишь
несколько зерен». При многих миллионах зерен все тоже будут едины в своем
мнении: «Это куча». А при промежуточных значениях n
мнения могут разделиться – одни выскажутся за «кучу», другие против.
Результаты описанного
эксперимент допускает плодотворную интерпретацию: каждому числу зерен n можно сопоставить число pn
– долю опрошенных, которые считают n зерен
кучей. С такой точки зрения понятие «куча» описывается не одним числом –
границей между «несколькими зернами» и «кучей», а последовательностью pn, n =
1, 2, …, члены которой равны нулю при малых n
и единице – при больших.
Софизм «Куча» в начале ХХ
в. обсуждал французский математик Эмиль Борель. Он
предложил описывать понятие «куча» последовательностью pn,
n = 1, 2, …, и указал способ получения этой
последовательности с помощью массового опроса. Исходил Э. Борель из глубокого
анализа понятия физической непрерывности, выполненного великим математиком и
физиком Анри Пуанкаре. В частности, Пуанкаре писал:
«… Непосредственные результаты опыта могут быть
выражены следующими соотношениями:
А = В, В = С, A < C,
которые можно
рассматривать как формулу физической непрерывности. Эта формула заключает в
себе недопустимое разногласие с законом противоречия; необходимость избежать
его и заставила нас изобрести идею математической непрерывности» [7,
с.28].
Поясним мысль Пуанкаре. Пусть A(n) – гиря весом в
n граммов. Пусть эксперт сравнивает две гири
«вручную», т.е. не используя весов. Очевидно, эксперт не в состоянии уловить
разницу в
А(1000) = А(1001), А(1001) = А(1002),
…, А(1999) = А(2000).
Вместе с тем гири весом в
А(1000) < A(2000).
Очевидно, два заключения одного и того же
эксперта противоречат друг другу. В выводах эксперта нарушается транзитивность.
Наблюдаем парадокс того же типа, что и софизм «Куча». Сказанное показывает, что
процесс математического моделирования процессов измерений, в том числе
получения экспертных мнений, нетривиален.
Понятие «куча» размыто не только для
совокупности людей, но и для отдельно взятого человека. Представьте себе, что
вам предъявляют один за другим наборы зерен, спрашивая: «Это куча?» Что вы
будете отвечать? При малом числе зерен – «нет», при большом – «да», а при
промежуточном станете колебаться. Если экспериментатор настойчив, он вытянет у
вас ответ типа: «Это скорее куча, чем несколько зерен». А если он убедительно
потребует от вас оценить числом степень вашей уверенности, то добьется
чего-нибудь вроде: «Семьдесят пять шансов из ста за то, что это куча». В итоге
ваше личное мнение будет выражено последовательностью pn,
n = 1, 2, …, того же типа, что и мнение
большой совокупности экспертов.
Понятия, используемые людьми, отнюдь не всегда
легко выразить числами. Например, что такое «оранжевый цвет»? Казалось бы,
ответить на этот вопрос нетрудно – достаточно указать на шкале электромагнитных
волн границы, между которыми лежит оранжевый цвет. В «Малой Советской
Энциклопедии» (
Но подумайте: неужели вы сможете ощутить разницу
в цвете при переходе на 1 микрометр – от 655,5 мкм (оранжевый цвет) к 656,5 мкм
(красный). Конечно, нет.
Размыты не только представления о цветах.
Представьте себе, например, множество петухов. Представили? А теперь скажите:
относится ли к нему леденцовый петушок на деревянной палочке? Задумались, не
так ли? Вот и здесь расплывчатость…
Описанные ситуации типичны. Понятия
естественного языка, с помощью которого мы общаемся друг с другом, как правило,
размыты.
Нечеткость свойственна не только естественному
языку, но и диалектам науки. Возьмем для примера физику. Зададимся вопросом:
можно ли указать длину предмета (для определенности в метрах) с точностью до
тридцатого знака после запятой? Вещество состоит из атомов, атомы из
электронов, протонов и нейтронов. Можно ли указать абсолютно точно положение
электрона? В квантовой механике получен принцип неопределенности: произведение
неопределенности в определении импульса частицы на неопределенность в
определении ее положения всегда больше вполне определенной величины –
постоянной Планка. Импульс электрона в атоме не может достигать сколь угодно
высоких значений (импульс – это произведение скорости на массу; скорость не
превосходит скорости света, масса электрона известна). Таким образом,
неопределенность импульса ограничена. Стало быть, неопределенность в положении
электрона всегда больше некоторой величины – согласно расчетам, примерно 10-
Бытует мнение, что непогрешимой четкостью
отличается язык математики. Однако это не так. Например, мы уже не раз
употребляли слово «множество». Повторим еще раз, это фундаментальное понятие
лежит в основе современной математики. Существует математическая теория
множеств. Как и во всякой математической теории, все ее положения базируются на
системе аксиом. Эту систему можно строить по-разному. Выражаясь языком
специалистов, теория множеств может быть аксиоматизирована различными
способами. В получающихся при этом разновидностях теории множеств некоторые
выводы оказываются прямо противоположными. Возьмем для примера так называемую континуум-гипотезу. При одних аксиоматизациях
она верна, при других – верно ее отрицание.
Что же говорить о других менее точных науках?
Одному из авторов настоящей книги в свое время пришлось столкнуться с таким
любопытным фактом: по определению одной группы медиков «затяжное течение острой
пневмонии» имеет место в шести случаях из ста, по мнению другой – в
шестидесяти. Различие в 10 раз!
В подобных ситуациях возникает естественное
желание навести четкость в понятиях и представлениях. Однако часто разные
группы и даже отдельные лица понимают термины по-своему, например, как в только
что приведенном примере с термином «затяжное течение острой пневмонии». Удастся
ли договориться? Кроме того, в наведении четкости есть своя мера и своя опасная
грань, за которой излишняя четкость становится вредной.
Например, при проведении некоторых
социологических и экспертных исследований интересуются мнениями опрашиваемых,
не учитывая, что эти мнения весьма нечетки или еще не сформировались. Вот
вопросы одной, взятой наугад, анкеты: «Что прежде
всего необходимо вам для счастья? Иметь интересную работу? Пользоваться
уважением окружающих? Любить и быть любимым? Иметь много денег? Приносить
пользу людям?» Сумеете ли вы с абсолютной уверенностью выбрать одну и только
одну позицию из перечня? Ведь организаторы опроса настаивают на четкости. С
расчетом на нее обычно и составляются анкеты. (Вспомним –
ведь и мы, проводя мысленный опрос по поводу софизма «Куча», запрещали
уклоняться от ответа на вопрос: «Это куча?» - и
требовали отвечать либо «да», либо «нет».) И опрашивающие сами уже
стараются сформулировать свое мнение поотчетливее.
Однако эти мнения зачастую имеют довольно слабую связь с реальными
представлениями людей, что порою приводит к существенным ошибкам в
прогнозировании на основе подобных социологических или экспертных данных.
Разумно ли в таких ситуациях добиваться
предельной четкости? Взвешивая этот вопрос, обратимся еще раз к математике. Как
мы видели, даже в ней нет окончательной ясности с некоторыми важными понятиями.
Между тем математики в массе своей применяют эти понятия весьма широко и обычно
довольно успешно – эффективность математических методов в самых различных
сферах знания и практической деятельности общеизвестна. Точно также
естественный язык используется без особых затруднений, несмотря на свою
нечеткость.
Идеалом математических теорий считают
аксиоматические, в которых заданы исходные постулаты (аксиомы) и правила вывода
следствий из них. Однако сами математики аксиоматическими теориями почти никогла не пользуются, поскольку с их помощью мозг человека
не может ни получить новое знание сам, ни осознать полученное другими. Так,
группа французских математиков, работавших под псевдонимом «Н. Бурбаки», решила
вывести определение натуральному числу 1 (единица) с помощью аксиоматической
теории, относящейся к математической логике. Они это сделали, но для строгого
определения понадобилась толстая книга. Другой пример – элементарная геометрия.
Широко известна ее система аксиом. Однако при решении задач, при преподавании
ею не пользуются, поскольку невозможна для воприятия
цепочка рассуждений от аксиом до, например, теоремы Пифагора.
Итак, мы мыслим нечетко, и это нам не мешает.
Более того, именно нечеткость мыслей и слов позволяет нам понимать друг друга,
приходить к соглашению и действовать совместно. Только представьте, что было
бы, если бы постоянно приходилось уточнять используемые в разговоре слова!
Иногда приходится это делать – и тогда появляются огромные тексты договоров и
инструкций. Стандартная инструкция к мобильному телефону занимает больше 200
страниц – кто же ее полностью прочитает, прежде чем сделает звонок…
Мы убедились, что, во-первых, мышлению человека
органически присуща нечеткость, а во-вторых, эта нечеткость ничуть не зазорна:
она естественна. Значит, при разработке математических моделей мышления и
поведения человека надо учитывать эту нечеткость – игнорировать ее нельзя!
Необходим соответствующий математический аппарат, моделирующий нечеткость
восприятия, познания и принятия решений.
Но какие математические понятия следует при этом
применять?
В основании современной математики лежит понятие
множества. Чтобы задать то или иное конкретное множество предметов (объектов,
элементов), надо относительно каждого предмета уметь ответить на вопрос:
«Принадлежит данный предмет данному множеству или не принадлежит?» Но мы уже
видели, что границы понятий, как правило, размыты, так что четкий ответ на
подобный вопрос возможен далеко не всегда. Значит, для описания нечеткости надо
взять за основу понятие множества, несколько отличающееся от
привычного, более широкое, чем оно.